Всё течёт
Оленька не сомкнула глаз всю ночь, а на рассвете махнула к Степану.
— Надо поговорить, — бросила резко.
— Подожди, мы тут с пацанами…
Он нахмурился.
— Что-то случилось?
— Да…
— Ладно.
Остались одни.
— Оленька…
— Зачем ты это всё выдумал, а? — перебила она, проводя пальцем по горлу. — Девок у тебя — выше крыши, бизнес раскручиваешь… На кой черт тебе это было нужно? Смешно, да? Возомнил себя властелином судеб? Почему так со мной? За что? Уж точно не из-за той истории у гаражей…
— Ты о чём, Оль?
— Вчера встретила Витька. Знаешь, он сказал, что ничего тебе не должен… давно… что вы всё уладили… А ты решил, что я сама, по своей воле, прибежала к тебе… Я…
Степан смотрел на неё.
— Ты никогда не замечала таких, как я. Торговала этим мясом… Выделялась. Сначала думал, что ты с Русланом, у вас какие-то дела…
А потом этот балбес с просьбой, ну я согласился.
Мне было интересно на тебя посмотреть. Мы бы тебе ничего не сделали. Я тогда по щеке тебя провёл, не удержался.
Ты такая… не такая, как все…
Потом как-то забылось, но я тебя всегда видел.
Витька знаю давно… Удивился, когда ты с ним… Думал, такие девушки — они другие…
Я правда к нему тогда пришёл, думал, дома отсиживается, поговорить надо было.
Увидел тебя… Злость взяла… Не хотел пугать, просто сказал и ушёл… Я бы тебе пальцем не тронул, Оленька.
Клянусь, я бы в жизни тебя не обидел, да я себе руку отгрызу.
С Витьком разобрались… Думал, он тебе сказал, и…
А ты пришла к Руслану… просить помощи… Я думал, его знакомую кто-то прижал, с рынка кого-то, а увидел тебя…
У меня всё внутри перевернулось. Я, ты знаешь, не болтун, а тут… сидишь, напуганная, но… несломленная.
Готов был себя придушить, не знал, до какой черты ты дошла.
Оль… Не злись. Это был единственный шанс, чтобы ты меня не боялась.
Я всё это время только о тебе и думал. Как хотелось обнять, прижать, защитить…
Ведь ради тебя всё затеял, куда мне с моими замашками к такой, как ты…
Ты столько для нас сделала… Разве ты бы просто так согласилась помогать?
— Какой бред… Я столько времени жила во лжи… Господи… Какой же ты…
— Оленька, всё остальное правда — про мать, про детство… только вот с Витьком…
Она встала.
— Не простишь, да? Я дурак, надо было раньше сказать, но боялся тебя потерять…
— Деньги с точки… это твои? Не ври.
— Да… Ты же не брала, отрабатывала долг… за Витька. Ему повезло — его ты любила. Оль, не горячись, ладно?
— Я… уезжаю. Мы уезжаем… Хорошо отработала? Теперь можешь с нормальными людьми общаться.
Никогда, слышишь, никогда не появляйся в моей жизни.
— Оль… ну ведь было же хорошее…
— Вот это и обидно… Я верила тебе, думала, ты другой… Сама виновата… Мне будет тяжело, я ведь придумала тебя — честного, смелого, доброго… Я дура…
Прощай.
Желаю тебе удачи.
Оленька больше не боялась быть слабой. Хватит. Устала. Шла по улице и… плакала.
Шептала себе: сломалась… поверила ему, дура… Хорошо, что ВитькИ когда дождь перестал, она вдруг поняла, что впервые за долгие годы плакала не от боли, а просто потому, что дождь был слишком холодным.
