Дом, оставшийся за воротами
Татьяна была на два года младше сестры Веры. Она с детства росла тихой и послушной, помогала по хозяйству, а Вера крутилась в веселых компаниях, не думая о завтрашнем дне. Ее гулянки привели к закономерному итогу — школу она заканчивала уже с округлившимся животом.
Даже отца ребенка Вера назвать не смогла — в ту ночь была слишком пьяна, чтобы что-то помнить. Родители запретили аборт, но озлобившаяся дочь, едва родив, бросила малышку на попечение родни и сбежала с новым кавалером, оставив семье разгребать ее грехи.
Вскоре старики умерли, и племянницу Катю взяла на воспитание Татьяна. Перед смертью мать оформила дарственную на дом на Веру, объяснив:
— Ты, Таня, умница, сарай в порядок приведешь. А Вера нагуляется, одумается — свой кров ей нужен.
Татьяна молча кивнула, хоть сердце и ныло от несправедливости. Она подняла Катю, вложив в нее всю душу. О себе думать было некогда — кому нужна женщина с чужой девочкой? К тому же из-за стрессов у Татьяны начались проблемы по женской части, врачи разводили руками.
Годы шли. Катя выросла, окончила школу. О Вере не было ни слуху ни духу. Девушка знала, что Татьяна — тетя, но родной матерью ее не считала. Для Кати тетя стала всем: и ласковой, и строгой, и единственно близкой.
Вера вернулась внезапно — явилась на выпускной Кати в деревне под Тверью. В кричащем платье, с нарощенными ресницами, она казалась чуждой этому тихому миру.
— Ну, Танька, как была серой вороной, так и осталась! — фыркнула она, оглядывая сестру с пренебрежением.
Катя отвернулась, прижавшись к Татьяне. Этот жест взбесил Веру.
— Я твоя мать! Чего морду воротишь? Должна на коленях ползать, что я тебя родила! — визжала она, трясясь от злости.
Войдя в дом, Вера тут же принялась командовать:
— Что это за беспорядок? Мою комнату заняли? Быстро освобождать мое жилье! — орала она, сверкая глазами.
Может, они и нашли бы общий язык, но какой-то языкливый сосед проболтался Вере про дарственную. Вернувшись однажды домой, Татьяна с Катей увидели свои вещи, выкинутые за ворота. Сердце Татьяны сжалось от обиды.
— Тетя Таня, мы этого так не оставим! В суд пойдем! — горячо сказала Катя, сжимая кулаки.
— Катишь, ничего не выйдет. Бабушка дом на нее записала, — тихо ответила Татьяна, смахивая слезы.
Тут подошел сосед, дед Иван, и предложил кров. Узнав, что случилось, старик приютил их у себя. Татьяна умела и варить, и шить, да и по хозяйству справлялась. Старику, одинокому как перст, большего и не нужно было. Так они поселились через забор.
Дед Иван души в них не чаял. Татьяна с Катей вымыли его избу до сверкания, а их щи да пироги — пальчики оближешь.
— Родные-то так не ухаживали! Кормилицы вы мои! Теперь и помирать не страшно с вами, — ухмылялся он, поглядывая на них с нежностью.
Вскоре деда не стало — ему было под сотню. Ушел тихо, без хлопот. Татьяна занялась похоронами — других родственников у старика не было. Стала искать жилье, но вдруг ее вызвали к нотариусу.
Оказалось, дед оставил ей дарственную на свой дом. Молчал, хотел сделать сюрприз после смерти. Татьяна не верила своим ушам — судьба будто вернула ей то, что отняла сестра.
А Вера? Покатилась по наклонной. Запила, да так, что однажды в пьяном угаре спалила родительский дом. После этого исчезла, и больше в деревне о ней не вспоминали.
Татьяне часто снилась мать. Старуха бродила по пепелищу и шептала:
— Если б не я, и она бы сгорела. Окаянная душа…
