**Золотые чашки**
Сколько себя помнит Вера, они жили только вдвоём с мамой. Мама, конечно, её любила. Но ей нужно было зарабатывать, и Вера часто оставалась одна. Мама работала в универмаге, приносила домой продукты в помятых или даже порванных упаковках.
— Подумаешь, коробка мятая, зато почти даром. Внутри-то всё целое. Кушай на здоровье, — говорила мама, высыпая печенье в вазочку и выбрасывая изорванный пакет.
Иногда к ним заходили какие-то люди. Мама передавала им свёртки или пакеты.
— На новые сапожки тебе, — говорила она, когда очередная тётка уходила, а сама с довольной ухмылкой прятала деньги в шкатулку за зеркалом.
Отца у Веры не было. Он сбежал, как только узнал, что мама беременна. Даже расписаться не успели. Не было и бабушки с дедушкой — дед умер ещё до её рождения, а бабка отвернулась от дочери, «нагулявшей ребёнка Бог знает от кого».
Квартира у них была однокомнатная, но своя. Мама любила всё кричащее: на окнах — пёстрые занавески с розами, на комоде — пластиковые цветы в вазе, и себя она красила в огненный рыжий, густо подводила глаза. Вере она казалась самой красивой на свете.
Сама Вера была обычной девочкой. В пятом классе девчонки начали сплетничать о мальчиках, перешёптываться, кто кому нравится. Только Слава оставался в стороне — может, потому что не дрался, не хулиганил, а учился на отлично.
И вот как-то на уроке Вера разглядывала его у доски — ничего особенного, вроде. Но их взгляды встретились, и он сбился, что с ним бывало редко. Потом она часто ловила на себе его взгляд. Так и тянулось до старших классов.
А в десятом он подвернул ногу и не ходил в школу неделю.
— Морозова, — позвала её классная, — отнеси Славе задания, объясни, что проходим. Ты ближе всех живёшь.
Оказалось, он жил в соседнем доме. Дверь открыла его бабушка — миниатюрная женщина с седыми волосами, в белой блузке с кружевным воротничком. Алла подумала, что та только что пришла с работы, но Нина Павловна просто всегда так одевалась дома — будто ждала гостей.
— К Славе? Раздевайся, проходи.
По коридору Алла разглядывала старомодную мебель, белоснежные шторы, массивную хрустальную люстру. Но больше всего её поразил сервант с посудой — всё блестело, как в музее.
А у Славы была своя комната. Мечта! Он сидел на диване с забинтованной ногой, вокруг — книги от пола до потолка.
— Ты их все прочитал? — спросила Вера.
— Почти, — ответил он.
Она взяла в руки «Войну и мир».
— Любимая, — сказал Слава, не отрывая от неё глаз. — Читала?
— Только фильм смотрела, — смутилась Вера.
— Фильм — ерунда. Хочешь — бери.
После бабушка позвала их пить чай. Даже на Новый год мама так не накрывала стол! Посуда лёгкая, почти прозрачная, с золотой каёмкой. А у них дома чай пили из толстых кружек.
— Не стесняйся, угощайся, — говорила Нина Павловна, ставя вазочку с конфетами в фантиках. У Веры дома конфеты были россыпью.
Потом они сидели у Славы в комнате.
— Ты с бабушкой живёшь? А родители?
— Врачи, в командировке. Сейчас в Сибири.
Теперь Вера понимала, почему он не такой, как все. У него — своя комната, книги, бабушка, которая печёт пироги. А их квартира с мамой вдруг показалась ей убогой.
Она прочитала книгу за два дня — лишь бы вернуться в этот дом, снова пить чай из тонких чашек.
С тех пор Вера часто бывала у Славы. Ходили в кино, гуляли. Он мечтал стать врачом, как родители и бабушка. А она не знала, кем хочет быть.
— Институт? Глупости! Главное — мужа найти. Иди на бухгалтера, — говорила мама.
Но Вера не хотела быть бухгалтером.
Слава не признавался в любви, даже когда они целовались. После школы он уехал в Питер. Вера не успела с ним попрощаться. Ждала, что вернётся. А пока училась в колледже.
Устроиться помог Сергей, очередной мамин кавалер.
— Ты теперь взрослая, — говорила мама. — Выбирай мужа с умом.
Она съехала к Сергею, а Вера осталась одна. Вскоре за ней стал ухаживать водитель с работы — в костюме, аккуратный, напоминал Славу.
Как-то Вера шла через его двор и увидела катафалк. Из подъезда вынесли гроб. И вдруг — Слава. Он стоял, опустив голову.
— Это Нина Павловна? — прошептала она.
Он кивнул. Вера ушла, не дожидаясь, когда гроб погрузят.
Через пару дней зашла к нему, но дома никого не было.
А Виктор (водитель) был рядом. И когда сделал предложение, она согласилась.
Он переехал, сделал ремонт. Вера выбросила мамины занавески, купила сервант, нашла чайный сервиз с позолотой — почти как у Нины Павловны.
Но Виктор не оценил.
— Хрупкие какие-то, неудобно! — ворчал он, предпочитая гранёный стакан.
Книги считал ерундой.
— Ты чего вырядилась? — ворчал, когда она надевала платье.
Он был добрым, но не таким, как Слава.
Как-то весной начальник отправил Веру в командировку в Питер. Она везде высматривала Славу, но не встретила. В последний день подвернула ногу.
В больнице её осмотрел… он.
— Узнал меня? — спросила она.
— Узнал. После похорон думал, показалось.
Он приносил ей цветы, яблоки. Говорили часами.
Перед отъездом он вручил свёрток.
— Открой дома.
В поезде она чуть не забыла его.
Дома обнаружила мужа с любовницей.
— Выходите из моей квартиры, — сказала ровно.
Развернула свёрток — четыре чашки с позолотой. Те самые.
Вспомнила, как пила с ними чай у Нины Павловны, и заплакала.
Муж ушёл. Она поставила чашки в сервант.
Прошли месяцы. Слава не звонил.
А в майские холода в дверь постучали…
— Чашки у тебя есть. Остался только я.
Они уехали в Питер.
А черезИ когда через год у них родилась дочь, Вера впервые почувствовала, что её жизнь, наконец, стала похожа на ту, о которой она всегда мечтала.
