— У тебя кто-то есть на стороне? — спросила Марина, глядя на мужа с упрёком. — Ты даже не прикасаешься ко мне уже два месяца. Да что там… Тебя самого не видно!
Игорь оторвался от телефона, медленно перевёл на неё взгляд, будто осмысливая её слова. Потом вздохнул и ответил:
— Марин, опять ты со своими подозрениями? Ты же знаешь, какая у меня работа, нервы… Я просто хотел спокойно поужинать.
— Ну ешь! Кто тебе мешает? Ложку у тебя не отбираю. Но я больше не хочу жить с тобой, как с соседом по комнате.
Марина сдвинулась к краю стола, взяла из вазы яблоко и стала его чистить. В душе клубилась тревога. Разве можно не переживать, когда муж словно забыл о твоём существовании?
Игорь молча доел котлету с гречкой, не поднимая глаз, затем поднялся и отнёс тарелку в раковину.
Вечер тянулся в тяжёлом молчании.
— Когда мы в последний раз что-то смотрели вместе? — наконец продолжила Марина. — Я уже забыла, как ты смеёшься. Забыла, как ты выглядишь без телефона в руках. И твой гараж меня достал.
Он пожал плечами.
— А что смотреть? Твои сериалы? Я прихожу, а ты либо уставшая, либо сама в телефоне, либо Даша не спит. Да и настроения нет.
— У тебя настроения нет уже пять лет!
В её голосе звучала не только злость, но и надежда. Может, наконец услышит? Но Игорь лишь упёрся руками в раковину, не оборачиваясь.
— Марин, мы не новобрачные. Ты думала, у нас всю жизнь будет медовый месяц?
— А у моих родителей получается! Тридцать пять лет вместе. До сих пор обнимаются, вместе гуляют, смеются!
— Может, мне просто надоели эти вечные упрёки? Не думала об этом?
Марина хотела возразить, но он резко развернулся, схватил ключи и вышел. Дверь захлопнулась так, что на вешалке качнулась куртка. Ясно. Опять в гараж.
Конечно, так было не всегда. Раньше они могли закутаться в плед и хохотать над глупыми комедиями до слёз. Он гладил её по волосам, называл «солнышком» и наливал чай с лимоном, даже если валился с ног от усталости.
А потом наступила беременность.
Марина набрала пятнадцать килограммов, носила бесформенные вещи, волосы собирала в хвост и забыла, что такое маникюр. Все силы уходили на Дашу: бессонные ночи, кормление, подгузники. Она тогда убеждала себя — надо просто потерпеть. Но «немного» оказалось очень растяжимым понятием.
Игорь всё чаще задерживался на работе, а вечера проводил в гараже. Там был его мир: инструменты, машина, запчасти. Сначала Марина думала, что это нормально. Он устал, ему нужно отдохнуть.
Потом она начала винить себя. Перестала быть прежней, перестала стараться. Стала краситься перед его приходом, включать музыку, готовить изысканные блюда, как в первые годы.
Но он уже не смотрел на неё с тем же восторгом.
Однако она начала замечать кое-что другое…
Сначала мелочи. Однажды вернулась домой — коврик в ванной мокрый, хотя она была первой. Салфетки на кухне почти закончились, хотя утром коробка была полной. Чашки стояли не на месте. Подушка лежала иначе. Можно было бы списать на забывчивость, если бы не их количество.
Но одних подозрений было мало. Новый «улик» всё изменил.
Однажды, заправляя постель, Марина нашла длинный чёрный волос. Не её. У неё русые. У Даши — светлые и короткие. У неё самой такой длины не было годами. Волос лежал на подушке. Всё стало ясно.
Марина не устроила скандал. Аккуратно подняла волос, завернула в салфетку и выбросила. Потом вымыла руки, будто прикоснулась к чему-то грязному, и задумалась.
В итоге она купила камеру.
Спрятала её высоко, за книжной полкой, рядом с декоративной вазой, к которой давно никто не прикасался. Заметить её было почти невозможно, особенно утром в спешке.
Первые дни ничего не происходило. Она смотрела запись на ускоренной перемотке — пустая комната, скользящие по стене солнечные пятна. Марина уже хотела поверить, что ошибалась.
Но однажды в обед она решила проверить запись — и едва не уронила чашку.
На её кровати сидела её мать. Это не было проблемой — у неё были ключи. Но рядом… Рядом с ней был мужчина лет пятидесяти, в тёмной рубашке. Сначала лицо не было видно, но когда он повернулся…
Не отец.
У Марины перехватило дыхание. Она уставилась на экран, ещё надеясь, что это ошибка, бред, что-то нереальное. Но мать не просто сидела там. Она смеялась, целовала того мужчину в щёку, а потом…
Марина выключила запись. Ей хватило.
Её родители всегда казались ей образцом любви. Отец называл маму «моя девчонка», хотя ей было за пятьдесят, целовал ей руку, как джентльмен. Они гуляли по парку, выбирали овощи на рынке, смеялись… Казались неразлучными.
Когда Марина ссорилась с Игорем, она думала о них: «Вот к чему надо стремиться». Теперь же этот идеал рассыпался, как карточный домик.
Остался вопрос: что делать с этим знанием?
Рассказать мужу? Смешно. Тогда придётся признаться в слежке, в камере. Да и какое он имеет отношение к этому? Теперь она думала, что зря его подозревала.
Рассказать матери? Как? «Мам, а ты давно изменяешь папе в моей постели?»
Но хуже всего был отец. Добрый, доверчивый человек, искренне любивший свою жену.
В тот день, когда она всё узнала, он зашёл к ней с веточкой черёмухи.
— Смотри, какая красота. Маме принесу, она любит черёмуху.
Он улыбался, думая о любимой женщине. А Марина улыбалась в ответ, хотя её мир рухнул.
Подруг она долго не решалась позвать. Но в конце концов написала:
— Девочки, может, встретимся в пятницу? Соскучилась.
Они сошлись в кафе, где всегда брали самые вкусные пирожные. Аромат кофе и ванили раньше казался ей уютным, теперь же всё было чужим.
— Представьте, — вдруг спросила Марина, — если бы вам изменили… Вы бы хотели знать?
Наступила пауза.
— Не знаю, — сказала Ольга. — Моя тётя развелась, когда узнала. Теперь жалеет…
— А я бы хотеВечером, глядя, как Игорь держит на руках смеющуюся Дашу, Марина поняла: иногда правда не освобождает, а просто меняет одну боль на другую.
