КОЛОСКИ
Лет двадцать пять назад, когда я была молодой и неопытной, участковый врач, несмотря на мои возражения, направил меня в терапевтическое отделение. Мне тогда было двадцать три, а моему мужу, Сергею — двадцать шесть. Сергей работал инженером в конструкторском бюро, а я заканчивала институт. В браке мы состояли два года, но детей пока не заводили — пелёнки и распашонки не входили в наши планы.
Я считала себя образцовой женой без недостатков. А вот в Сергее с каждым днём замечала всё больше изъянов. Меня раздражало, что он, как мне казалось, уделял больше внимания своему мотоциклу, чем мне. Я была уверена, что смогу его перевоспитать. Но оказалось, меняться нужно было мне.
После тяжёлой сессии у меня разболелся желудок. Меня тошнило, я не могла ни есть, ни пить.
— Доченька, — сказал седовласый Иннокентий Львович, поправляя очки в роговой оправе, — здоровье береги смолоду, а платье — снову. И не спорь со мной, Света. Тебе нужно обследоваться и полечиться. Всё, я умываю руки, голубушка. Теперь коллеги займутся твоим здоровьем.
Он протянул направление, и я, всхлипывая, побрела в стационар.
В палате нас было четверо: две женщины лет пятидесяти, старушка в белом платочке в горошек и я. Бабушку звали Любовь Петровна, а имена остальных я забыла.
Мне не хотелось ни с кем разговаривать — я злилась на весь мир и особенно на мужа, который, как я думала, хотел от меня избавиться и не настоял на амбулаторном лечении.
Я лежала, отвернувшись к стене, жалела себя и мысленно обвиняла всех в своих бедах.
— Забери свои банки, я это есть не буду! — ворчала я, когда Сергей приносил еду.
— Светочка, но доктор сказал, что паровая рыба тебе полезна, — уговаривал он. — Хотя бы попробуй. Я старался. И картошечку съешь, ну хоть ложечку.
— Не надо! — огрызалась я. — Скоро даже дворовые коты откажутся от такой гадости.
Сергей вздыхал и уходил расстроенный, а я бросала ему вдогонку:
— Больше не приходи!
Но он всё равно навещал меня до и после работы, игнорируя моё нытьё. Каждое утро на тумбочке стояла свежая еда, которую он готовил сам. Он заворачивал банки в одеяло, чтобы пища не остыла, но я не ценила его заботу.
Лекарства не помогали. Я худела, щёки ввалились, под глазами — тёмные круги. Врачи поставили диагноз — хронический гастрит. Казалось бы, не страшно, но для меня это стало испытанием.
Я лежала, уставившись в потолок. Ко мне никто не подходил — от меня веяло негативом.
Как-то две соседки уехали домой, и мы с Любовью Петровной остались вдвоём.
— Не спишь, Света? — тихо спросила она.
— Живот болит, — буркнула я и отвернулась.
— Я вот уже третий раз за год здесь лежу, — сказала бабушка. — Тоже гастрит, но его можно и дома лечить.
— Вы хотите прочитать мне лекцию о питании? — прошипела я. — Не надо, я всё знаю.
— Ты меня не так поняла, — мягко ответила Любовь Петровна. — Ты напомнила мне себя в молодости.
Я повернулась к ней. Маленькая, сгорбленная, она казалась сказочной старушкой, но глаза её светились теплом.
Я вспомнила, как к ней приходили соседи и врачи, как они, выплакавшись, уходили успокоенные. А перед выпиской приносили ей гостинцы — печенье, кефир, зефир, конфеты.
— Если хочешь, расскажу одну историю, — предложила Любовь Петровна. В её глазах читалась глубокая печаль.
— Простите за грубость, — смутилась я. — Расскажите.
— А ты сначала поешь супчик, — она указала на банку.
Я покорно взяла ложку. Первый глоток — и боль отступила.
— Вкусно?
— Да, — призналась я.
— Ешь понемногу, но часто. Всё наладится, девочка. Только научись уважать других, особенно мужа. Он тебя любит. А теперь слушай…
Она отпила чай и начала:
— Я выросла в большой семье. Старший брат умер в детстве, младшая сестра — от тифа. Мама шила на весь посёлок, отец работал на заводе. Я хорошо училась, стала учительницей. Ко мне сватались парни, но я всех отвергала:
— Пьяница! Гуляка! Неуч! Лучше в девках останусь!
Потом в наше село Глуховку приехал новый директор школы — красивый, голубоглазый. Мы поженились.
— Не задирай нос, — уговаривала мама. Но я не слушала.
Родилась дочь, но она умерла в одиннадцать лет. Вторая дочь, Наденька, была красавицей и умницей.
Муж привозил мне ткани, мама шила наряды. Но мне всё было не так: то цвет не тот, то ткань грубая.
Потом начался голод. Мы делили еду на крохи, чтобы протянуть до конца месяца. За селом было колхозное поле. Как-то ночью мы с мужем пошли за колосками.
Вдруг — стук копыт! Мы бросились в кусты. Юбка с меня слетела, я даже не заметила. Вернулись ни с чем. Я рыдала, думая, что меня посадят, если найдут одежду.
— Утром найду, — успокоил муж.
Он сдержал слово. Спас меня.
С тех пор я стала относиться к нему иначе.
— Дальше? Потом война. Муж ушёл на фронт. Немцы сожгли наш дом. Над Надей… — голос её дрогнул.
Она не договорила.
— В сорок третьем пришла похоронка. Муж пропал без вести. После войны я скиталась по сёлам, работала в школах. Теперь живу у племянницы, а в больницу ложусь, чтобы её не обременять. Она любит шоколад, вот я ей приношу…
Я смотрела на неё и думала: как в этой хрупкой женщине столько силы и доброты? А у меня есть всё — муж, семья, но я вечно недовольна.
Вскоре я поправилась. Родился сын, потом дочь — Люба, в честь Любови Петровны.
Теперь, когда я злюсь на мужа, вспоминаю её рассказ. Он заботился обо мне, а я этого не ценила. Может, я и болела из-за своего характера?
Когда помогаешь другим, становишься счастливее. Вот и весь секрет.
